Оживший труп, стереотипы и шокирующие случаи: будни судмедэкспертизы в Воронеже

«Блокнот» побывал в Воронежском областном бюро судебно-медицинской экспертизы.

Специалисты учреждения, вопреки мнению некоторых, не только работают в морге, но и проводят экспертизы живых – обвиняемых и потерпевших, исследуют вещественные доказательства биологического происхождения и занимаются другими вещами. Мы поговорили с заместителем начальника по экспертной работе Алексеем Борисовым, который рассказал о слаженной работе бюро, тесном сотрудничестве с правоохранителями, макете судебных заседаний и нелепых стереотипах.

Бюро судебно-медицинской экспертизы – это целый живой организм. Механизм работы отлажен до совершенства. Одни – собирают информацию в морге, вскрывая умерших, другие – обрабатывают ее, проводят исследования, третьи – оформляют документы в регистратуре, четвертые – занимаются «немыми свидетелями преступлений» – вещественными доказательствами или иными экспертизами. В год к воронежским судебным медикам правоохранители разных уровней обращаются около 50 тыс раз, в день поступает примерно 15 трупов.

По каждому делу происходит большой объем работы, и все ради того, чтобы сложился паззл – полная картина случившегося.

– Алексей Викторович, расскажите, чем занимается Воронежское бюро судебно-медицинской экспертизы.

– Мы обеспечиваем потребности правоохранительных органов преимущественно Воронежской области (полиции, Следственного комитета, судов). Оказываем содействие в установлении обстоятельств, подлежащих доказыванию при помощи знаний медицины. То есть если правоохранительным органам, чтобы решить какой-то вопрос, нужны не просто следственные данные или свидетельские показания, а именно знания медицины, они обращаются к нам, и мы в этом им помогаем, работаем по разным направлениям.

– Какие это направления?

- Первое - это экспертиза умерших, почему-то все считают, что мы только этим занимаемся, но это ежегодно порядка 8 тыс исследований. Второе - это экспертиза потерпевших,  обвиняемых и других живых лиц. Третье - это лабораторные подразделения, где делаются анализы на токсические вещества. В общем, мы работаем со всеми предметами биологического происхождения. Например, следы крови, по которым можем следствию дать определенную информацию, или следы химических веществ. Также есть гистологическое направление – определяем давность возникновения повреждений. Есть у нас и генетическое направление, которое позволяет идентифицировать человека, установить отцовство. Проводим и особо сложные экспертизы - преступления, совершенные медицинскими работниками.

– Вы – заместитель начальника по экспертной работе, что предполагает ваша должность?

– Я слежу за тем, чтобы все экспертизы, которые выходят в Воронежской области, были научно-обоснованными, юридически полноценными. Я обучаю экспертов и контролирую, чтобы они прошли правильную процедуру, применяли правильные технологии, правильно обосновывали. Слежу, чтобы эксперты использовали наиболее апробированную технологию, потому что они выпускают документы, на основании которого следователи принимают достаточно серьезные решения.

– Как пришли к этой должности? Назовите основные этапы карьеры.

– Случайно (смеется). Никогда не хотел стать судебным медиком, хотел быть детским врачом, но на последних курсах института мне очень уважаемый профессор Алла Федоровна Неретина сказала, что не видит меня детским врачом, а видит в судебной медицине. Говорит, ты походи, посмотри. Тогда – более 20 лет назад – условия кардинально отличались от настоящих. Мы работали у ж/д вокзала, и это было место с нехорошей аурой – подвальное помещение, запахи. В общем, был ужас, но меня захватило сразу же, когда все увидел. Я понял, что это мое.

Сначала пять лет отработал простым экспертом, потом случайно ушел в другую профессию, которую все путают с судебным экспертом, – стал патологоанатомом. А через пять лет мне предложили вернуться в СМЭ в должности заместителя, я с удовольствием согласился и уже 12 лет работаю здесь.

– Помните свой первый труп?

– Не в деталях, помню, что очень мне не понравилось, потому что труп отличался от того, чем я занимался до этого. Скажем так, объекты все разные. Бывают сохранные, бывают со значительными повреждениями. Меня – неподготовленного – поставили в серьезные условия, и я сначала подумал, что это розыгрыш молодого специалиста, но мне объяснили, что это нормальная практика. Быстро наставники поставили меня на место. Помню, что было очень сложно для первого раза.

– Когда первый раз пришли в морг, у вас совпали ожидание и реальность?

– За время учебы невозможно привить тот уровень ответственности, который есть в работе. Обывателю кажется, что «это же мертвый человек, что там может произойти». Но произойти может все что угодно, поскольку запускается очень серьезный механизм правосудия, и ошибки имеют очень большое значение. Поэтому для меня явилось открытием, что здесь ТАКОЙ уровень ответственности.

– Что для вас самое неприятное в работе?

– Ошибиться и сделать что-то неправильно, ненаучно, сделать вывод по неполной информации. Наша задача – быть объективным.

– Можете вспомнить самые шокирующие случаи?

– Больше всего выводит из состояния равновесия нелепые смерти, когда понимаешь, что так не должно происходить. У нас достаточно большое количество умерших ежедневно. Где-то ты понимаешь, условно говоря, что все было предопределенно – например, далеко зашедшая болезнь. Но когда семья едет отдыхать на юг и в результате череды случайных событий умирает в результате ДТП…это нелепые смерти молодых здоровых людей, имеющих иной сценарий на жизнь. Конечно, это не может не оставлять какой-то негативный след. Потрясают неочевидные смерти.

– Запоминающиеся дела были?

– Безусловно. Мы исследуем умерших, которые поступили до 8 часов утра. Однажды привезли умершего человека, эксперт посмотрел, пришел ко мне и сказал, что ему не нравится цвет кожи. Попросил разрешения его сейчас вскрыть, а не завтра утром. Я разрешил, и через 20 минут узнали, что человек умер от отравления окисью углерода, это значит, что в доме, где он находился, произошла утечка газа, так называемого медленного убийцы. Мы сразу же позвонили в правоохранительные органы. Если бы не эксперт, жители небольшого дома в Рамонском районе могли бы погибнуть. В итоге газ перекрыли, граждан вывели. Вот так внимательность эксперта спасла большое количество людей.

– Пару лет назад двое мужчин убили, расчленили и пытались растворить профессора воронежского вуза. Ваше бюро занималось этим делом? Это был уникальный случай для Воронежа, или встречалось подобное на вашей практике?

- Тот случай, о котором вы сказали, проходил по нескольким подразделениям. Кто-то занимался в морге, кто-то занимался в лабораторных подразделениях. Подобных случаев не было. Столь длительное применение кислоты было новшеством. Поскольку убитый был химически видоизменен, сложно было установить, что это именно он. Но наши генетики успешно с этим справились. Только на этом этапе возникли трудности, а все остальное прошло по накатанной.

– Сталкивались ли вы с паранормальным?

– Нет, наверное, стараюсь все объяснить. Была ситуация, когда неверно определили смерть. Однажды вызвали эксперта на место происшествия. Было двойное убийство, он посмотрел один труп, спускается ко второму в подвал, осматривать…и второй труп берет его за руку. Внешне для обывателя выглядело так, что человек с множественными ножевыми ранениями мертв. Но повреждения оказались достаточно поверхностными. Это было ночью, эксперт был молодой и сильно испугался. В результате человека довезли до больницы и спасли.

– Можно ли привыкнуть к смертям?

– Нет, это очень сложно и драматично. Это может притупиться, но привыкнуть нельзя. С утра прихожу, включаю компьютер, смотрю количество умерших и годы рождения. И когда понимаю, что кто-то моложе тебя, кто-то ровесник твоему сыну, твоей матери, спрашиваешь – почему? К этому можно относиться профессионально, но не привыкнуть.

– Какие самые нелепые стереотипы о судмедэкспертах вы слышали?

– Первое, что все пьют. Большинство людей погибает от причин так или иначе связанных с алкоголем – ДТП, бытовые драки или конфликты, нечастные случаи. В неких фильмах эксперта рисуют как пьющего и циничного человека. Это не так. Столько эксперты видят смертей, связанных с алкогольным опьянением, что не то что пить не хочется, все явные зожники.

Второй стереотип, что все покупается. Ничего не покупается, по крайней мере, в нашем учреждении, у нас большой уровень ответственности, и все проверяется. И третье – что у нас едят в морге. У нас есть отдельные помещения для приема пищи (и «Блокнот в этом убедился).

Полную версию интервью смотрите на видео. Для удобства читателей мы выделили темы по времени:  

0:14 – Первый труп

1:46 – "Сложно подготовиться к ответственности"

3:19 – "Дело не в брезгливости"

3:58 – Самое неприятное в работе 

5:34 – Нелепые смерти

7:30 – Эксперт спас целый дом

10:27 – "Кого-то оправдываем"

15:04 – "У нас не творческий процесс"

17:28 – Убили, расчленили, растворили 

19:49 – "Со стороны может показаться, что мы циники"

23:20 – О паранормальном 

23:54 – "Труп взял его за руку"

26:20  – К смерти нельзя привыкнуть 

27:17  – "Прогоняешь все выводы"

29:56 – Нелепые стереотипы о судебно-медицинских экспертах 

Видео: Алексей Токарев

Новости на Блoкнoт-Воронеж