Воронежский режиссер Эл Эрсбурн: “Я хочу снять сериал, похожий на французские духи”

Елена Родина (настоящее имя) после долгих лет работы за рубежом в качестве режиссера театра и кино, сценографа, артистки, писателя и педагога приехала в город, в котором она родилась, в Воронеж. Теперь именно здесь она хочет снимать фильмы, делиться опытом знакомства с мировой культурой. О том, чем занимается Эл Эрсбурн и почему она замужем за режиссурой, вы узнаете из интервью корреспонденту “Блокнот Воронеж”.

Эл, почему вы решили вернуться в Воронеж?

- Мой путь соответствует пути героя в любом мифе. Данный путь отразил американский исследователь мифологии Джозеф Кемпбелл в своей книге "Тысячелетний герой". Он выяснил, что независимо от истории приключений, герой проходит три фазы: отчуждение, инициация и возвращение. И еще в этих фазах есть 17 элементов пути. Я прошла 16 этапов, а 17 - “Свобода жить”, в котором живешь настоящим моментом, без лихорадочных планов, - мне только предстоит.

В Воронеже вы собирались организовать лингво-театр в гелерее Х.Л.А.М., чтобы пришедшие актеры играли спектакли на разных языках. Что-то удалось реализовать?

- Я готовилась к одной публике, но появилась - другая. Пришли люди, которые просто хотели изучить английский язык. А для того, чтобы играть в театре, нужно знать английский хотя бы как эмигрант из Нью-Йорка.

Почему вы решили прийти к Аркадию Давидовичу во время организации театра?

- Это интересный персонаж. Мне он симпатичен. Он является этаким…аттрактором для города, то есть привлекающим внимание, необычным человеком. А когда в обыкновенной массе появляется интересный человек, то он притягивает к себе. После 16 лет работы за рубежом я в Воронеже впервые хожу на встречи, знакомлюсь с людьми. Когда ты приезжаешь во Францию, то идешь смотреть на Эйфелеву башню, Триумфальную арку. А здесь меня судьба свела с такими аттракторами, которые открыли ресторан, занимаются фотостудией или живописью.

Чем сейчас вы занимаетесь в Воронеже?

 - Я доделываю монтаж уже снятых мною в разных странах фильмов. Еще сотрудничаю с фондом "Общие дети": мы планируем мастер-классы в детских домах Воронежа и области, также собираюсь посетить детские хосписы. Пишу новые пьесы, одна из них - "Человек против самого себя" для воронежского кукольного театра. Готовлю курс лекций "Пеформативные пространства - извлечение скрытых структур" для Москвы.

Где за рубежом вы работали педагогом?

- Я работала в академии TheAkademie Берлина, где сама ранее училась. А вообще у меня была своя фирма в Нью-Йорке долгие годы с 2003 по 2016 годы. В феврале я ее закрыла. Я делала проекты, преподавала, обучала дочь Игоря Крутого и других людей из бомонда русскому языку. Можно сказать, копила деньги на свое творчество.

Как вы попали в педагогическую среду?

- До того, как защититься на кандидата наук, я уже преподавала концептуальную архитектуру сначала в воронежском строительном университете - в то время академии, потом частным образом. После Воронежского строительного я уехала в Санкт-Петербург в 1997 году, а 25 декабря 1998 года защитила кандидатскую диссертацию в области архитектуры. И уже 16 мая 1999 года поехала в Японию, выиграв грант Japan Foundation. Так получилось, что я, заинтересовавшись фрактальной размерностью японских улиц, познакомилась с профессором Furuya Nobuaki на выставке токийского университета в СПб архитектурно-строительном университете, где в то время училась в аспирантуре. Он предложил мне подать документы на грант, и я его получила. В Японии я начала снимать свои первые фильмы.

Во время просмотра ваших фильмов, кажется, что диалоги превосходят развитие действия...

- Это в начале, когда я только изучала драматургию. Но вот в фильме “Serge Hollerbach: Голая Правда”, который получил Золотого Жан-Люка за лучший документальный фильм на Международном фестивале авторского кино “Киноликбез”, больше ставка на действие. Сначала всегда изучаешь текст, драматургию, потому что “в начале было слово”, а потом уже понимаешь, что овладел словом и работаешь над анализом пространства, формированием слоев, кодировок, тогда больше происходит действие. Еще я раньше интересовалась видео-журнализмом: у меня было множество вопросов в голове, и я просто брала камеру и шла по городам мира, задавая вопросы типа: “Кто мы, люди с планеты Земля?”. Меня интересует тема появления человека в мире - на планете Земля. Я пыталась найти ответы через обращение к публике.

По вашим фильмам можно решить, что вы верующий человек. А что для вас вера?

- Вера, в первую очередь, - это что-то иррациональное. И для меня это спасение. Если бы не было веры, и все действовали по принципу: “Я сделаю шаг - и произойдет вот это”, то жизнь была бы не такая интересная. Я православный человек и считаю, что наш земной путь - это преодоление страстей и самосовершенствование не только умственное, рациональное, но и духовное. Иногда возникает противоречие: когда ты имеешь много знаний и тебе приходится от них отказываться.

В вашей короткометражке “Разговор” персонаж (или вы сами) говорит, что духовность выше, чем создание шедевров и знания, а в ваших личных интервью вы признавались, что между искусством и личной жизнью выбираете первое. Как в вас это сочетается?

- Творческий человек, как сказал Егор Летов (на котором воспитывалось наше поколение) эволюционирует, меняет свое мнение, поэтому у него не может быть догматов. Если он в 25 решил, что “это” так и никак иначе, то в 40 окажется по-другому, иначе не будет развития. Каждый человек, занимающийся искусством не как хобби, а как профессиональной деятельностью, обычно эгоист. Он должен быть эгоистом, чтобы что-то создать. Это первое, что противоречит всем семейным укладам. А второе… Выражение “Искусство требует жертв” не голословно. Искусство забирает все; ты приносишь себя в жертву; это необъяснимое состояние - ты как бы связан с искусством, ты замужем за живописью или режиссурой.

С каким отношением к русскому кино вы сталкивались за рубежом?

- Интересный вопрос, потому что я начала путешествие вокруг света с Токио (16 мая 1999 года я вылетела туда) и именно там меня японцы познакомили с Тарковским. Правда, фильм “Сталкер” у них назывался “Зона”. Японцы благоговеют перед Андреем Тарковским: для них он какое-то божество. И именно они привили мне любовь к этому режиссеру, что очень удивительно. Знаете, как я пришла к кино? В детстве я очень любила выступать перед публикой, как актриса. А попав в Японию в сознательном возрасте, я влюбилась в режиссуру, операторство. В Японии тогда уже были крутые цифровые камеры, у нас в России - нет; на архитектурном факультете в Японии многие снимали даже на пленку, на 16-мм - все увлекались запечатлением момента, монтажом, действием. Япония стала для меня толчком к кинематографу. А потом я приехала в Нью-Йорк и там, конечно, увидела больше попсовые фильмы, которые пользовались популярностью. Эмигранты из России там болеют ностальгией и смотрят “С легким паром”, “Анжелика и король” и по 40, и по 100 раз, я знала таких людей. Для них связь с родиной была через такое кино, через то запечатленное время, из которого они уехали. Они представляли себя героями советских фильмов, просматривая свои коллекции русского кино и листая русские тв-каналы.

Кого, кроме Сокурова и Эл Эрсбурн, считают вестником современного русского кино в Америке, Германии, Японии?

- Я пока не могу себя с Сокуровым сравнивать: мне надо еще пожить и что-то сделать (смеется). Как такового культового русского режиссера для них нет. В Нью-Йорке это связано с тем, что община из разных стран СНГ имеет свою культуру: украинцы одну, русские - другую. В Японии больше ценят классиков типа Тарковского. В Германии вообще сложно с русским кино: они больше сконцентрированы на своем.

Для вас предпочтительнее авторское кино или вы когда-нибудь хотели бы снять попсовый сериал, например?

- Сериал я бы хотела когда-нибудь снять, но только не попсовый. Режиссер Ингмар Бергман снимал когда-то сериалы, и они были совершенно не попсовые. Я бы хотела сделать что-то подобное: сериал, который погружал бы людей в особую атмосферу, не показывал страсти, а давал реальность, в которую хотелось бы возвращаться. Как французские духи: когда ты один раз услышал их запах, то хочется чувствовать его снова и снова. Для меня первой ступенью в такие атмосферные фильмы стал мой “Serge Hollerbach: Голая Правда”.

Чего не хватает современному российскому кино, по вашему мнению?  

- Расскажу на примере. Я посмотрела фильм “Про Любовь” Анны Меликян - мне понравилась идея, но ее недостаточно. Не хватает той многоуровневой кодировки, которая дополняет смысл. У Тарковского даже движение камеры определяло то или иное эмоциональное состояние героя. Сейчас берут примитивно 3-4 камеры и снимают действие, не обращая внимание, как камера движется, приближает и вообще формирует кадр - это может тоже нести закодированную информацию о сюжете. Мне кажется, русскому кино не хватает глубины.

Кто из западных режиссеров вам по душе?

- Есть экспериментаторы в съемке. Например, режиссер Белла Тарр из Венгрии - он мне нравится. Когда я училась, то больше смотрела фильмов и изучала работы режиссеров, а сейчас, честно говоря, мало смотришь на работу других. Есть свои проекты, которые были сняты, - их надо смонтировать, написать сценарии. Лекции, другие педагогические вещи. Если кто-то из коллег мне не скажет: “Посмотри вот этот фильм”, я его попросту пропущу из-за нехватки времени.

Вы еще занимаетесь литературой?

- Да, я пишу рассказы. У меня уже сформирована книга, которая должна быть издана. Но, в основном, я пишу сценарии для фильмов и спектаклей. Сейчас у меня с Москвой большие планы. Я пока не могу их озвучить, но если все получится, то в этом году я буду работать там.

Вы участвовали в проектах, как актриса?

- У меня были свои перфомансы, где я выходила на сцену и под музыку читала текст. Я это делала вместе со своей группой “Кооператив Звезда” в Нью-Йорке, где были русские ребята, все сыгранные между собой. Потом я нашла группу в Германии, но там сложнее получалось, потому что они меня не знали. А как актриса я сыграла только в одном собственном спектакле по Жан-Поль Сартру. У меня были сделаны проекции в качестве героев - это было связано со словами Сартра о том, что люди - это проекция, общество нереально. И на сцене я появлялась в роли солдата. Вообще режиссеру сложно перестроиться на выполнение чьих-либо заданий.

Театр, получается, тоже на второй план сбрасываете?

- Да. Вообще театр - это мистическая вещь и очень опасная. Недавно я приехала из Берлина, где разговаривала с коллегами по этому поводу, и мы в очередной раз пришли к выводу, что многое воплощается из театра, особенно для актеров - роль либо сама их нашла, либо в ней воплотилось что-то из мыслей актера.

Вы как-то собирались снять фильм о Воронеже…

- Есть такая идея. Я должна была работать вместе с Олегом Ласунским, нашим краеведом. Я хочу представить Воронеж на мировом уровне, показать все его культурные слои. Мне хотелось бы снять не информативный фильм, а мистический, где могут быть туннели, взаимосвязь многих элементов. Но для этого мне нужна помощь 5-6 краеведов, которые занялись бы исследованиями, нужными мне для сценария.

Почему в Воронеже не развит кинематограф? На слуху только "Натанэль" Алексея Бычкова.

- Есть еще андеграундное кино "Гомункул" Романа Дмитриева и Кирилла Савельева, в котором снялся Давидович. В Воронеже нет, в первую очередь, хорошей базы для кино, то есть нет стоящей киношколы, где ребята могли бы за небольшие деньги получать доступ к кинооборудованию и экспериментировать. Я с удовольствием передала бы молодому поколению свой опыт и знания - в целом нужна точка, куда могли бы приходить ребята общаться, обсуждать и показывать свое кино. Пока про такую точку в Воронеже я не знаю, хотя слышала про кружки и подростковые кинокурсы. Россия - централизованное государство, поэтому в мировоззрении людей уже априори заложено, что все лучшее в Москве и Питере - к сожалению, туда и правда стягивается все самое талантливое.

Ольга Козлова