«Я видел себя со стороны», – ветеран боевых действий из Воронежа рассказал, как пережил четыре клинических смерти

Сильная личность, прошедшая путь от вожатого собак до заместителя начальника кинологической службы. 

4 клинических смерти, ампутация ноги, смерть товарищей – всё это пережил ветеран боевых действий Владислав Штейнер. Человек с большой буквы, который нашел в себе силы двигаться дальше и, более того, остаться в должности после всех событий и отказаться от инвалидности. 

Владислав рассказал корреспонденту "Блокнота" о том, как любовь к собакам привела его к любимой работе, как он обошел смерть и почему решил остаться в погонах.

– Почему вы выбрали именно профессию кинолога?

– По жизни никогда не было вопроса, где быть. Я закончил школу, поступил в технический институт, проучился два года и понял, что это не мое. В это время собаки уже сами пришли в мою жизнь. Приобрел первую собаку породы колли по имени Дик. Потом меня приняли в клуб служебного собаководства ДОСААФ, где у меня начал закупать собак начальник УВД. Однажды он сказал: «Приходи ко мне вожатым», – так я и стал работать на низшей должности кинологической иерархии. С институтом у меня не сложилось: я сдал три сессии, а на четвертую просто забил. Потом пришла повестка в армию, я пришел в деканат, сказал, что ухожу, а мне объявили, что я уже как два дня назад отчислен. Я особо не жалел, потому что молодой, все впереди. И так я попал в подразделение армейской кинологической службы. Впоследствии оттуда я даже забрал служебную собаку, с которой потом служил в милиции. Как и всем, при приеме в подразделение мне пришлось пройти психологические тесты , и в одном из вопросов меня спросили «Укажите свою мотивацию», где я ответил, что люблю и людей, и собак, и хочу помогать первым с помощью вторых – и меня взяли.

Фото из личного архива Владислава Штейнера

– Как собаки попадают в кинологическую службу?

– Обычно собак выдают, и какая будет, такая и останется до конца твоей службы. А кинологи от Бога пытаются сами найти себе достойного пса. Первую собаку я забрал из армии. Вторую, с которой я был в Чечне, я выкупил из части. Но могут стать служебными собаками не все, в основном стараются закупать породистых. Кроме того, нам дают определенные суммы на закупку собак, однако не всех мы можем взять у людей, так как они не подходят под требования и стандарты. 

– Как вы попали в Чечню?

– Моя собака была первой в городе, выученной искать взрывчатку. Нам пришла разнарядка с министерства внутренних дел, что в Чечню нужен один кинолог по поиску взрывчатых веществ. В это время я как раз находился на сессии, и вместо меня забрали моего товарища, которого только-только подготовили. Я очень тяжело это переживал, конечно. И вот, спустя 9 месяцев, когда пришла следующая разнарядка, я с радостью пошел, потому что я же ношу погоны, это мой долг. Были у нас те, кто отказался от командировки, ну и с них сразу же сняли погоны после этого. И вот меня на 45 суток отправили в служебную командировку в Чечню, в Гудермес, в составе сводного отряда кинологической службы МВД России. Мы искали оружие, взрывные устройства, боеприпасы, проверяли машины на блокпостах, обыскивали дома боевиков - делали то же самое, что на тренировках, но в реальных боевых условиях.

А вот под обстрел я попал примерно через месяц после того, как прибыл в Чечню. Мы ехали в город Грозный, и грузовик, в котором я ехал с десятью сослуживцами, обстреляли. Трое погибли сразу, в том числе мой командир и мой боевой товарищ. Тяжело очень это вспоминать. Меня же возили по госпиталям, и в конечном итоге оставили во Владикавказе, откуда моим родителям послали телеграф, что я ранен, и они прилетели ко мне. Увидели они меня в очень тяжелом состоянии: у меня отказывали почки, я терял много крови и не приходил в сознание. О том, что я лишился ноги, я узнал после того, как очнулся спустя несколько недель. Врач мне сказал «Давай поговорим, как мужик с мужиком, надо делать ампутацию». Я долго противился, просил найти другое решение, но мне сказали, что либо они спасут ногу, либо меня. Когда я уже согласился, я спросил: «А когда будет ампутация?» – и врач тут мне сходу ответил, что уже прошла неделя, как у меня нет ноги.

Владислав в Чечне. Октябрь 1995 г. Гудермес.

– Вы пережили несколько клинических смертей. Говорят, в это время люди видят свой собственный рай, умерших родственников и т.п. Видели ли вы что-то подобное?

– Я находился 4 раза в клинической смерти, около 40 литров крови в меня пытались влить, но все выходило через рану обратно. Все, что я помню, пока я был без сознания, это вижу себя, лежащим на кровати лицом вверх, а свет то зажигается, то выключается. Видел еще перед собой дверь, как купе, которая тоже то выдвигалась, то задвигаелась. Получается, я видел себя лежащего со стороны, параллельно еще и ощущал это все.

– Говорят, что очень больно носить протезы, так ли это? Как проходила реабилитация?

– Это был 96 год, тогда было тяжело понять, куда соваться с протезированием. Первый раз мне сделали протез у нас на протезно-ортопедическом предприятии. Но вы понимаете, в этом протезе не то что служить, даже передвигаться было тяжело. Мои родители совались во все дыры, искали другой вариант, в итоге нашли благотворительную организацию в Германии, которая меня приняла. Вообще, я был одним из первых в Чеченской войне, раненых так тяжело, поэтому было проще получить протезирование. Мы прилетели туда, сделали мне там приличный протез, однако никто мне не объяснил, что культеприемник надо менять. В итоге в Воронеже мне его поменяли и стало уже не так сложно. Но, честно, даже сейчас, когда мне в январе фонд "Память поколений" подарил новый протез, очень тяжело ходить. Это, конечно же, не нога, к ней не привыкнешь. Первые несколько дней мою культю било сильными судорогами, так как я надел новый культепремник, он немного другой формы. 

– Почему вы решили остаться на службе после всего, что произошло?

– Я понял, что я еще молод, и что я все еще могу и люблю дрессировать собак, и использовать их на благо людей. Решил, что не хочу снимать погоны, поэтому, чтобы остаться в должности, отказался от статуса инвалида. Таких прецедентов раньше не было, поэтому я позвонил начальнику отдела организации кинологический службы главного управления уголовного розыска и спросил, как я могу остаться на службе. Он тогда ответил: "Вопрос ты задал непростой, но я помогу тебе, чем смогу." И он сказал писать рапорт на министра обороны, и так я отказался от статуса инвалида, и мне удалось остаться на службе спустя 11 месяцев после ранения. Однако потом меня заело, что либо я реально чего-то стою, либо меня на службу приняли из жалости, а она мне не нужна, и я решил доказать самому себе в первую очередь, что я могу. Поэтому я решил, что возьму щенка лабрадора (его звали Чагас), выращу его, воспитаю и займу 1 место на всероссийских соревнованиях специалистов кинологов. В итоге я занял 2 место, но все же смог себе доказать, что я все еще кинолог, а не объект для жалости. А потом я пошел по карьерной лестнице вверх, и все стало хорошо.

Владислав с лабрадором по кличке Чагас.

– Как живете сейчас?

– Я ушел на пенсию, полтора года проработал в обществе охотников, работал уже с охотничьими собаками, недавно вот уступил место молодому перспективному человеку. Дай Бог, чтобы у него все сложилось. У меня 8-летний сынок, сейчас делаю с ним уроки и провожу время. Жена у меня любимая, все просто отлично.

– А сыну прививаете любовь к собакам?

– Безусловно. Также прививаю ему патриотизм. Однако стараюсь не навязывать любовь к собакам, поэтому жду, когда он созреет к этому сам, чтобы он сам решил завести собаку и заниматься ей. Пока он не созрел, но будем надеяться, что это случится.

Елизавета Каковкина 

Видео: Алексей Токарев