Сергей Плотников - о флейте на затонувшем крейсере «Москва», забытых традициях и Маслякове на воронежском КВН

Редкий для Воронежа морозный зимний день. Хлопьями падает снег на сумрачный городской Дворец культуры. Во дворе в ярких нарядах собралась детвора – готовится к новогоднему концерту. 

За стеклянной стеной здания видна небольшая, но длинная комната, где на стуле сидит задумчивый худой человек. Сразу и не подумаешь, что это известный специалист по фольклору Сергей Плотников в созданном им Музее забытой музыки. Сергей и сам подтверждает: 

 – Первая реакция у посетителей такая: «А это и есть весь музей?». Люди приходят в ожидании, что у меня сразу несколько залов, по которым гулять можно: по первому, второму, третьему. В конце экскурсии они мнение обычно меняют. Но я начинаю о каждом инструменте рассказывать, и потихоньку-помаленьку люди вовлекаются…Ведь я могу экскурсию варьировать сколько угодно по времени: минимум час, чтобы чисто справочную информацию о каждом инструмент дать.

Надо отметить, экскурсии в этот большой "маленький" музей пользуются популярностью у воронежцев. Пока мы беседовали с Сергеем, к нему заглянуло по меньшей мере три человека, интересующиеся, как можно попасть на лекцию и как заранее договориться о мероприятии для группы школьников на каникулы.

– Ваши слушатели – это кто?

– Абсолютно все возрасты. Надо только правильно организовать подачу. Для детского сада и младшего школьного возраста главное – самому потрогать, постучать, побренчать. Это все глупости, конечно, но им действительно надо давать минимум информации – она еще не усваивается. Средний школьный возраст – самый трудный вариант, потому что они нигилисты. Им даже если интересно, они виду не покажут, смотрят на реакцию товарища или девочки нравящейся. А старшие классы и взрослые – великолепный вариант! Вопросы задают, интересуются.

– А был какой-нибудь запоминающийся посетитель? 

– На каждой экскурсии есть запоминающиеся. Вот сегодня, например, приходила группа школьников: мальчик один поначалу в угол забился, протестовал тут, что я ему в телефоне не дал сидеть. 15 минут прошли – подошел, включился в беседу. Оказалось, и без телефона можно.

– Все отмечают, что с годами люди стали меньше петь. Раньше песня сопровождала человека на протяжении всей жизни: на покосе, на посеве, на пути домой. Сейчас жизнь стала настолько тяжелой, что не до песен? 

–Да что вы! Народ жил всегда тяжело. Вспоминаю свою маму: она сидела у окна и пряла, у нас своей шерсти не было, мы овец не держали, покупали у соседей. Так вот, мама варежки мне взяла и пела духовные песни. Мне, пионеру просвещенному, казалось: «Вот, дура старая поет что-то заунывное». Мама-то неграмотная, а я начитанный...Как в пионеры пошел, так цивилизованным стал: в церковь не хожу, песни не пою, затем почему-то и детей не рожаю. А потом вон жизнь как повернула: сам к музыке пришел и к духовным песням в том числе, мама у Бога, наверное, радуется за меня.

– Почему традиция уходит, как вы думаете? 

– Скажите, Вам ваши родители делали свистульки из горохового стручка? Нет? А вот спросите их: им-то родители наверняка делали, и они от них научились. Вот видите, на простом примере я Вам показал, как умирает традиция: мама с папой умели и делали, а ребенку не рассказали – связь поколений прервалась. Вы ребенка не научите свистульку делать просто потому, что сами не умеете. Традиция – это когда кто-то показал, как из травинки дудку сделать, а уж потом кто-то, от этого опыта оттолкнувшись, взял и сделал саксофон.

– Как на ваш взгляд можно противостоять утрате традиций? 

– Когда мы в XVIII веке взяли Крым, огромное количество песен было написано на это событие! Появился Ермак – весь фольклор был пронизан песнями и преданиями о его походе! Война 1812 сколько материала дала фольклору! А теперь посмотрим на взятие Крыма в 2014. Что было создано в народном творчестве по поводу этого события? Если быть честным, примерно ничего. Барды и на присоединение Крыма, и на борьбу Донбасса песни слагали, а в фольклоре ничего не появилось.

– Как вам кажется, почему так происходит?

– Потому что фольклор у нас поёт песни XIX века и, в принципе, оторван от контекста происходящих событий. Он как бы замер в своем развитии и ориентирован на прошлое, а не настоящее. Один только фольклорный ансамбль «Вольница» написал песню про Крым – и всё! А потом этнографы удивляются: «Почему у нас фольклор умирает?» А это естественный финал при таком положении дел!

– Как вы пришли к идее создания Музея забытой музыки?

– Я не приходил, просто мне жена подарила на Новый год книгу Василия Бычкова «Музыкальные инструменты» с чертежами, и я начал пробовать разбираться с этими схемами. Поначалу меня не русские инструменты интересовали, а других народов мира, например, африканских. И опять же жена сказала: «Ты посмотри, те же гусляры играют на гуслях, а сами про инструмент ничего не знают и рассказать не могут. А народ жаждет знаний!». Вот так я и пошел в музыку. 

Сейчас я уже не один, нас по России человек пять, рассказывающих о русских музыкальных инструментах. Но все они рассказывают между делом. У них есть свои ансамбли – и основной акцент на них, на выступлениях, они могут рассказать, а могут и не рассказать. Меня же приглашают не с выступлением, а именно с рассказом о музыкальных инструментах.

– Вам часто приходится ездить по стране, устаёте? 

– В феврале уже взял отпуск на месяц и буду колесить по Бурятии. Но это не я сам так решил, а они захотели и позвали меня. А в июне ездил на Байкал: ехал четыре дня, а пробыл там всего три. Сам фестиваль длился 4 часа, но ради Байкала я куда угодно готов был мчать. Сейчас, кончено, очень хочу прорваться в Донецк, но пока не выходит из-за напряженной обстановки: берегут меня и не везут туда.

– Вы начали ездить на Донбасс с 2016 года. Почему было принято такое решение?

– Когда еще только начинались все эти события, я в 2014 смотрел прямые эфиры (вся информация для интересующихся всегда открыта была) из Донецка, из Харькова, Одессы. Там шло сопротивление. И я, честное слово, ночами спать не мог: наблюдал за этими трагическими событиями. Мне уже тогда очень хотелось поговорить именно с местными жителями – очевидцами событий.

– О чём вас заставило задуматься общение с жителями Донбасса?

– Я в 2016 поехал, поговорил с людьми, мне всё стало ясно, и с тех времен впечатление не менялось. Единственное, Донецк очень жалко. Казалось, мы их присоединим, и сразу все наладится, а там – вон что творится. С 17 февраля они обстреливают Донецк в особенно жестком режиме и, скажите, хоть одного военного они там убили? Мирных же убивают!

Самое больное для меня – это то, что снаряды попадают по тем местам, где я был! Я на Розы Люксемубрг жил – прилёт за прилётом! На бульваре Пушкина, где я выступал, прямое попадание, по Университетской точка «У» прилетела, а мой дом как раз рядом стоит, на Шевченко, 2. Складывается ощущение, будто эти гады специально по важным для меня местам целятся.

 – А не было опасения, что людям под обстрелами не очень-то нужны все эти музыкальные факультативы? 

– Это заблуждение. Всё, что нужно в гражданской жизни, нужно и там, в окопах. Если у тебя есть слух, ты в этом самом окопе на дудочке какой-нибудь знакомый мотив наиграл – и всем душевно тепло и хорошо.

– А у вас есть любимое место? 

–А как же! Мне Крым очень понравился, а вот жена надо мной подсмеивается: она сама с Кавказа, там природа могущественная, горы большие, а Крым для неё не горы, а так – холмики. Она наши вылазки называет: «Ну ладно, поехал в твой лысый Крым». Мне, может быть, и Донбасс сразу родным показался за тополя, которые на крымские похожи. Едешь, а вдоль дороги – такая красота.

– Вы же еще были на затонувшем крейсере «Москва»...

– Да, и дудочка моя с ней под воду ушла. Я после выступления спустился в кают-компанию, вижу: на столе лежит малазийская дудочка. А это же не русский инструмент – вот я им и подарил свою жалейку. Больно мне было, когда «Москва» с моей дудочкой на дно ушла.

– Многие представители творческой элиты с началом СВО решили покинуть страну, как отнеслись к этим событиям фольклорные исполнители? 

– Я с фольклористами не так тесно общаюсь, но среди моих знакомых СВО поддерживают все! У них, может быть, вопросы по этой теме не возникают еще и потому, что они по профессии историю знают. Для них вариантов нет: если они песни про Ермака поют, про походы Суворова, то куда им сейчас деваться? Вот народные строчки: «Шла русская армия, брала города».  В сознании русского человека нет каких-то сложностей с этим: если государь сказал: «Надо», то, действительно, надо идти и брать города. И я просто из себя выхожу, когда мне люди пишут с подковыркой: «А что мы делаем сейчас на Украине?» Интересные такие! А что мы делали с Суворовым в Альпах? А с Кутузовым в Европе? Вот то же самое всё и делаем: нового не придумали.

– А почему у многих украинцев сложилось такое мировоззрение, как сейчас?

– Природа их заблуждений по сути имеет те же корни, что и наша перестройка в 90-ые. Я же тогда тоже ратовал за перемены..

– А вы когда поняли, что ошиблись?  

– Практически сразу, как всё свершилось в 1991: страна развалилась, экономика рухнула. Но, признаться честно, с 90-ого по 96-ой я работал в интернате, и это было моё счастливое время: юность, КВН, Масляков к нам приезжал. Мы закрылись тогда от всего мира и были счастливы.

– Масляков был на вашем выступлении в Воронеже? Как Вам удалось это устроить?

 – В 1985-ом как раз началось возрождение КВН, и организовано это было так: институты играли между собой, а заводы между собой, и в финале встречались победители. Но прижилось это как-то не особенно. Мы тогда в Ленинском районе свою схему продумали. Решили создать команду из трёх категорий: из шефа и подшефной школы (то есть и учителя, и ученики). Я в то время как раз в интернате работать начал, и мы с моей командой прошли в финал и всех разгромили.

В 1992-ом Масляков объявил фестиваль в Воронеже. Я прибежал в райком комсомола, говорю им: «Раз Масляков в Воронеже, надо его позвать на наш школьный КВН!». На меня как на дурочка посмотрели: с чего он к нам придет-то. Но мы все равно стали готовиться: схему выступления делать.

А в ноябре мне позвонила наша руководительница, спрашивает, готова ли рабочая у меня группа, и сможем ли мы организовать на самом фестивале приветствие. Смотреть наш номер предварительно приехала руководительница и Марфин. А выступать, когда в зале два человека сидит, максимально тяжело. И главное, они хоть бы улыбнулись, сидят как истуканы! Я спускаюсь вниз весь в напряжении, они мне сразу бальзам на душу: «Держатся на сцене не умеете, но текст отличный». Текст-то мой!

И тогда-то я выяснил, что Масляков приезжает на фестиваль 19 числа, свободной датой у него остается 20-ое, потом сразу уезжает, поэтому мы поставили наш финал КВН на 20 число и поехали встречать Маслякова прям на вокзал, чтобы к себе на КВН пригласить. Сделали приветствие  в Петровском стиле. У нас как раз парень был здоровый такой, под два метра, но говорить складно не умел – мы его в костюм Петра нарядили. А я, значит, известный болтун, стал Александром Меньшиковым и от имени Петра наговорил там с три короба! Александр Масляков смеялся, но ничего не пообещал насчет нашего выступления и мы, расстроенные, поехали назад.

И вот 19 числа мы открывали фестиваль, выступление в итоге было фееричное – сорвали овации. Все с увлечением смотрят номера других, один я сижу, пригорюнившись: завтра финал КВН, а у меня Маслякова нет. А пока мы выступали, Масляков нашей руководительнице говорит: «А это не те ребята, что меня встречали? Передай, приеду к ним!» И, действительно, приехал на нашу «визитку», вышел на сцену, сказал теплые слова.

– Откуда вы берете энергию? 

 – Мы живем в мире, который сами себе нарисовали. Хотите я нарисую мой же мир, но другими красками: квартплата повышается, зарплата понижается, всё плохо, жить не на что... Да, я, работник культуры, получаю меньше, чем учителя и врачи, но я тут инициативу проявляю: подрабатываю как могу. 

Екатерина Лымаренко

Фотографии предоставлены Сергеем Плотниковым