«Это последний год»: что происходит с аграриями Воронежской области, рассказал фермер Никита Токмаков

В двадцатых годах двадцать первого столетия на аграриев России каскадом посыпались все беды мира – полупустой рынок труда, дорогие кредиты, демпинг цен за счет поставщиков при высокой инфляции и импортозамещение семян, которое в перспективе может подарить нам суверенитет, но пока приносит убытки. Однако мы все еще едим острогожские яблоки, пьем россошанское и бобровское молоко и печем хлеб из семилукской пшеницы.

Все это, безусловно, здорово. Но как они там вообще, наши дорогие аграрии и долго ли еще протянут в таком темпе? О насущных проблемах сельского хозяйства поговорили с главой крестьянско-фермерских хозяйств Воронежской области Никитой Токмаковым.

– Начнем с прошлогодних заморозков и засухи. Насколько разорительными для фермеров оказались природные катаклизмы?

– Почему вы думаете, что заморозки прошлогодние? В этом году они фактически были даже посильнее, просто мы к ним лучше подготовились. Более того, на Всероссийском дне поля мы обсуждали, что весенние заморозки будут дальше, дальше и дальше. Климат изменился. Для Воронежской области в прошлом году это был нонсенс – скосило под 50% урожая пшеницы. Вся пшеница у меня была убыточной. Кукуруза – минус 30%. Заработок с гектара кукурузы – 50 рублей. Почти ноль. Вот такая новая реальность.

– В этом году ситуация будет лучше?

– В финансовом плане по пшенице ситуация будет лучше просто потому, что под нее уменьшили площадь посевов, так как она стала нерентабельной. У нас убирать ее будут через две недели, а пока южане снимают урожай. Результаты неоднозначны. Ставрополь чуть получше, Краснодар и Ростов – даже хуже, чем в прошлом году.

– Какие сейчас главные боли у аграриев?

– Рентабельность бизнеса – она кардинально падает. Самое страшное, что она падает каждый год. В начале двадцатых годов мы зарабатывали около 26% на круг, потом стало 19%, потом 18%, сейчас уже 16% и это с субсидиями. Без субсидий – меньше 10%. Это для агробизнеса критично. Он не конвейерный, постоянно есть всплески – то густо, то пусто. И чтобы падения в одних культурах пережить, у нас должна быть повышенная рентабельность в других культурах. А сейчас бизнес такой, что подушки безопасности нет. И любое климатическое или экономическое колебание начинает подкашивать.

Вторая проблема – это люди. Людей нет. Моему самому младшему механизатору 45 лет. А в среднем – это люди пенсионного возраста. Набрать новых – большая проблема.

– Чтобы было понимание, дело в деньгах или не в деньгах. Зарплата условного комбайнера какая сейчас?

– Она отличается. Есть комбайнеры-вахтовики, которые начинают рабочий сезон в холдингах на Юге и дальше идут все севернее и севернее, по сути, не вылезая из комбайнов. Эти люди зарабатывают много, в среднем где-то 150-200 тысяч в месяц. Есть комбайнеры, которые работают в одном хозяйстве на сдельную зарплату. Тут все зависит от объема выполненных работ, заработок не такой большой, зато мы, например, сохраняем зарплаты и зимой.

– Тема, которая лежит на поверхности – высокая ключевая ставка. Сильно ли фермеры и агрохолдинги страдают от дорогих кредитов?

– Безусловно. Это огромная проблема. Да, у нас есть возможность определенное количество денег взять под субсидированную кредитную ставку. Но эти деньги идут на сиюминутные нужды – семена, удобрения, ГСМ. А вся инвестиционная деятельность (обновление парка) – приостановлена.

– Давайте в цифрах. Сколько сейчас будет стоить трактор или комбайн?

– Если я захочу купить комбайн, это будет мне стоить от 15 до 25 млн рублей.

– И сколько он будет окупаться?

– Окупаемость – это крайне интересный вопрос. Если у тебя вообще нет комбайна – конечно, у тебя окупаемость будет, теперь ты можешь убирать урожай. А если у тебя есть старый комбайн, сложно посчитать. Насколько с новым меньше будет потерь, насколько быстрее он убирает – это все дискуссионная вещь и нужно сравнивать два конкретных комбайна желательно еще и на конкретном хозяйстве.

Коротко – с 2022 года техника подорожала в два раза. Теперь обновление не особо окупаемо. По сути, комбайн покупают, когда ну вообще уже вариантов нет – старый разваливается.

Что касается тракторов – отечественный стоит около 15 млн. Импортные – умножайте на два.

– Конкретно в Воронежской области проблема с обновлением техники остра или пока все в порядке с ресурсом?

– У всех эта проблема. Не секрет, что продажи сельхозтехники упали в два раза в 2025 году. Причина – у аграриев нет денег на обновление.

– Такой еще вопрос по поводу техники – большую ее часть мы сейчас закупаем из Китая или в фаворе своя?

– Смотря о какой технике речь. Китай пытается заместить поставки западной техники, но этот процесс идет не особо успешно. В Китае урожайность намного выше, чем у нас, соответственно, хозяйства меньше по размеру. А у нас большие площади. Нам нужна энергонасыщенная техника, у них ее нет на рынке. С 2022 года они начали под нас конструировать что-то, выдумывать и даже идти в коллаборацию с немецкими и российскими производителями. Но, если честно, пока что хороших стопроцентных замен нет.

– А наш производитель как? Конкурентен в этой отрасли?

– Конкурентен, но по соотношению цена/качество нашим еще развиваться и развиваться. У нас есть техника, которой можно пользоваться, но до высшего качества по мировым меркам она не дотягивает.

– К истории с импортозамещением семян как относитесь? У нас сейчас наверху, я так понимаю, принято решение поддерживать своих селекционеров, на случай если западные поставки отрежут. Поэтому фермерам запрещают крупным оптом покупать семена на Западе. Правильно понимаю?

– Во-первых, американские компании уже от нас ушли. А европейские на этом фоне начали выкручивать руки и требовать преференций. Поэтому… я бы тут разделил ответ. Есть я-фермер и я, как человек, который пытается мыслить на государственном уровне.

Для государства, наверное, стратегически верно убирать зависимость от иностранных семян. Тебе в любой момент могут сказать – все, извини. А у нас ничего своего нет хорошего. Точнее… как хорошего. Тут нужно понимать, как развивалась селекция в СССР и на Западе.

В Советском Союзе были огромные территории и была цель на унификацию. Чтобы везде все было примерно одинаково. А в западных компаниях был «бизнесовый» подход. У бизнеса есть разные задачи и под разные задачи он делает разную селекцию. И когда западный бизнес пришел в Россию эффект от их семян был внушительный. Урожайность выросла в разных культурах от 30% до 100%.

Что сейчас произошло? Мы поняли, что пока с нашими… нетрадиционными партнерами не все хорошо нужно как-то защищаться. Денег в селекцию вбросили много. Но селекция по щелчку не делается, это вопрос десятилетия. А фермеров пересаживают на отечественные семена уже сейчас. Субсидированные кредиты – только на семена отечественной селекции. Параллельно идет квотирование, то есть, ограничение поставок зарубежных семян. Да, для меня, как для фермера – это болезненно. Я получаю меньше выручки с гектара.

– Видел, что самые злые языки предсказывают нам на этом фоне колоссальный провал. Что без западных селекционеров мы превратимся из экспортера в импортера пшеницы. Как думаете, настолько темное будущее нас ждет или это поклеп?

– В такой формулировке я думаю все-таки поклеп. Рисков больше даже не от семян, а от падения рентабельности, а так как она продолжает падать, не понятно, на каком моменте падение остановится.

В прошлом году мы были экспортером пшеницы №1 в мире, вряд ли мы дойдем до того, чтобы аж завозить ее. Аграрное сообщество сейчас страдает, но оно очень сильно развито. Гораздо сильнее, чем 20 лет назад.

– Какой запас прочности у воронежских аграриев? Сколько лет кризиса они еще могут пережить?

– Я думаю это последний.

– Последний год?

– Да. Дальше продажи бизнеса и поглощения слабых сильными.

– Но сама отрасль – она не рухнет?

– Нет, она не рухнет.

– Перед тем, как попрощаться, по десятибалльной шкале оцените положение дел в аграрном секторе?

– Балла четыре отъедает экономическая ситуация, которая влияет сейчас на всех. Еще балла три снимаем за то, что мы – растениеводы – оплачиваем инфляцию. Нами демпингуют цены на продукты питания. Так что я бы оценил на троечку-четверочку. Не скатимся мы на ноль, выживем. Но выживет сильнейший, выживет самый адаптивный.

– Грех было бы не спросить, пока фермер на месте. Недавно производители яиц пожаловались Минсельхозу, что яйца у них покупают за 18 рублей десяток, а продают по 80. Это правда такая большая разница в марже между производителем и перекупщиком?

– У нашего продукта цена сильно колеблется постоянно. Когда много – цена низкая, когда мало – высокая. Сеть же должна выдавать равномерную цену весь год. И ее очень сильно прихлобучивают, если цена поднялась. Поэтому они ее держут на таком уровне. Да, сейчас, в моменте – они очень много зарабатывают. В других моментах будет ситуация, когда закупочная цена будет выше и они заработают меньше.

В целом, я тоже считаю, что сети фермерам очень сильно выкручивают руки. Потому что фермеры в слабой позиции находятся.

– Если бы была возможность, как у Зарубина – Москва. Кремль. Путину. От всех фермеров передать одну просьбу. Что бы это было?

– Снять экспортные пошлины. Рынок зарегулирован так, что эффект скорее отрицательный, чем положительный.

Александр Ежевский