«Изливают душу и читают стихи»: воронежский психолог - о работе в колонии строгого режима

Специалист с трехлетним стажем проводит диагностику, групповые (до шести человек) и индивидуальные занятия (арт-терапия, когнитивные упражнения, релаксация) в присутствии сотрудников колонии или беседует тет-а-тет.

И это далеко не все, что входит в обязанности начальника психологической лаборатории ФКУ ИК-8 УФСИН России по Воронежской области лейтенанта Юлии Кравченко.  

– Начнем с азов, чем занимается пенитенциарный психолог?

– В первую очередь ресоциализацией. Мы помогаем осуждённым в процессе всего их пути отбывания наказания – адаптироваться, исправиться, принять вину и в дальнейшем выйти на свободу полноправным членом общества. В целом наша лаборатория занимается диагностикой, коррекцией, профилактикой, просвещением и консультированием. Работаем не только с осуждёнными, но и сотрудниками.

– С сотрудниками какую работу проводите?

– Все то же самое. Мы выявляем дезадаптивные формы, то есть это может быть кредитная или игровая зависимости, алкоголизация, эмоциональное выгорание, профдеформация. Следим за их эмоциональным состоянием. У нас проходит построение, и психолог смотрит, как сотрудники себя чувствуют, общаемся с ними. Также в лабораторию может поступать информация об исковых листах, разводах, смерти близких. В таких случаях мы тоже сопровождаем сотрудников. Еще работаем с кандидатами на первом этапе их трудоустройства – через диагностику и беседы выявляем, подходит ли наша служба человеку или нет.

– Почему выбрали работу в колонии? Как вы пришли сюда?

– В 2017 году, обучаясь на последнем курсе университета, для написания дипломной работы необходимо было самостоятельно найти место для прохождения практики. У меня были знакомые, которые работали в этой колонии, и я пришла сюда. Проводила занятия, диагностику сотрудников. Защитила дипломную работу на отлично, а в 2020 году здесь появилась должность вольнонаемного психолога, мне предложили её занять, и я пришла сюда, ведь уже была знакома и с программой, и с сотрудниками.

– Опыта вне колонии не было?

– Нет, по профессии я не работала. Только в рамках обучения проходила практики в реабилитационном центре, школах, больницах, психиатрии.

– Как проходит ваш рабочий день?

– Иногда планируешь рабочий день, а иногда все планы переворачиваются. Но каждый день я провожу оценку эмоционального состояния сотрудников на построении, далее – работа с документацией, совещание с начальником учреждения, обходы. Мне нужно посетить ШИЗО (штрафной изолятор), ЕПКТ, ПКТ (помещение камерного типа), посмотреть на состояние осуждённых, провести прием по личным вопросам. Также приходится работать с вновь прибывшими.

– По личным вопросам осуждённые чаще всего с чем к вам обращаются?

– Чаще всего обращаются для прохождения диагностики на принудительные работы, на условно-досрочное освобождение, перевод на колонию-поселение. Ну и вообще приходят пообщаться, излить душу, некоторые даже прочитать свои стихи.

– Помните ли свой первый рабочий день три года назад?  

– Помню, это был декабрь – время отчетов. Я пришла и не понимала, что происходит – все суетятся, бегают, готовят документацию, телефон разрывается. Всё вперемешку. Было страшно, не понимала, куда попала, что происходит. Потом постепенно все изучила и окунулась в работу.

– Сложно ли работать с людьми, которые нарушили закон?

– К каждому нужен свой подход. Некоторые охотно идут на контакт, могут спокойно поговорить о том, что они сделали. Другие закрываются, не хотят разговаривать. У нас есть еще психически больные люди с диагнозом, которые могут содержаться в условиях нашей ИК. К ним нужен особый подход.

– С агрессией часто сталкиваетесь со стороны тех, с кем работаете?

– За все время, что здесь работаю, с сильной агрессией по отношению к себе пока не сталкивалась. Все ведут себя дружелюбно, уважительно. Есть те, кто не хочет общаться, но они в целом ко всем негативно настроены.

– Испытываете ли вы сочувствие к тем, с кем работаете?  

–   Каждый человек решает для себя сам – совершать преступление или нет. Это скорее не сочувствие, но испытываю некоторую жалость, например, к мальчикам 18-20 лет, которые хотели быстрых денег и нарушили закон. Жалко людей, которые злоупотребляют алкоголем, но они же не от хорошей жизни делают этот выбор. Каждый совершил преступление ввиду своих особенностей, своего характера, тех условий, в которых он жил. Каждого пытаюсь понять и помочь.

– Недавно была новость, что осуждённый в Иркутске, отсидев 22 года, сбежал из колонии прямо в день освобождения. Telegram-каналы сообщали, что сделал он это намеренно, так как на воле у него ничего не было. Как часто встречается такое, что люди в какой-то степени боятся возвращаться к свободной жизни?

– Да, есть такие осуждённые, у которых за душой ничего нет – ни работы, ни семьи, ни родственников. Поэтому у нас всё работает в совокупности, например, работники социальной группы могут помочь с трудоустройством, психологи помогают сформировать ценности и цели, сами осуждённые получают здесь профессиональное образование и выходят с «корочкой».

– Есть какие-то случаи в вашей практике, которые вам запали в душу?

– Каждый случай индивидуален, все они особенные.

– Глядя на человека, можете спрогнозировать, вернется ли он к преступлениям или завяжет?

– Сложно спрогнозировать. Мы никогда не знаем, в каких условиях человек будет находиться после освобождения. Если он окунется опять в ту среду, то вероятность есть. Поэтому мы направляем человека, чтобы он изменил образ жизни, окружение, стараемся увести с этого пути.

Мы изучаем личностные качества, если есть склонность к риску, или имеется высокая импульсивность, агрессия, то большая вероятность того, что человек совершит преступление в силу внешних обстоятельств. Поэтому стараемся корректировать такое поведение.

– Говорят, все идет из семьи, из детства. Вы как психолог, работающий с преступниками, согласны с этим?

– Могу согласиться с этим. У большинства осуждённых нет сформированной позиции на счет семьи, мамы, папы, нет хорошего воспитания. В основном это семья алкоголиков, наркоманов, где ребенка не любили, не ухаживали за ним, воспитанием занимались бабушки и дедушки. Такое детство выливается в то, что имеем. Но есть и другие случаи. Когда, наоборот, у ребят хорошая семья, родители при достатке, с высшим образованием. Но они оказываются здесь. Скорее всего, из-за гиперопеки. Но все индивидуально, все разбираем.

– Вы участвовали во всероссийских конкурсах пенитенциарных психологов. Расскажите об этом опыте.

– До этапа России я не дошла. По Центральному Федеральному округу три раза участвовала. Первый раз как вольнонаёмный работник заняла 10 место. Второй раз представляла Воронежскую область уже как начальник лаборатории, заняла третье место. Третий раз – пятое место. В целом очень интересный опыт. Планирую участвовать еще.

– За что вы любите свою работу?

– За то, что каждый день не похож на другие.

– Вы спасаете сотрудников колонии от выгорания, а сами выгорали на работе за три года?

– Есть такие моменты, но отпуск спасает. Вообще, в нашем отделе три человека, и если у меня возникает такое состояние, я могу обратиться к коллегам, мне помогут, разгрузят.

«Блокнот Воронеж» благодарит УФСИН по Воронежской области за помощь в подготовке данного материала. А совсем скоро мы покажем экскурсию по исправительной колонии №8 в формате фоторепортажа.

Следите за нашим сайтом, и, как говорится, не переключайтесь!

Беседовала Саша Голубничая 
Фото: Дарья Шенцева